Глядя на се приготовления, он отметил:

– Выходит, ты уже делал это?

– Нет, но я видел, как это делали мои братья.

– Лучше, чем ничего не знать, полагаю. Ладно, давай.

Он стянул с себя рубашку, потом повернул стул и сел к ней лицом. Джорджина стояла и смотрела на него. Она не думала, что придется брить его полураздетым. В этом не было никакой целесообразности и необходимости. У нее под рукой лежали большие полотенца, которыми она могла бы обмотать его плечи, чтобы уберечь рубашку. Да, черт его подери, она все равно воспользуется ими.

Но когда она попыталась накрыть его полотенцами, он сбросил их.

– Если мне захочется, чтобы ты прикрыл меня, Джордж, я тебе сам скажу.

Мысль о том, чтобы перерезать ему горло, появлялась у нее все настойчивей. Если бы не было так противно и если бы не пришлось потом вытирать кровь, она могла бы поддаться этому импульсу. Вся его кожа вызывала у нее злость и отвращение, и это могло произойти в любой момент, случайно, конечно.

Она могла побрить его. Она должна это сделать. И лучше быстро, прежде чем начнется тошнота. Только не смотри вниз, Джорджи, или вверх, или вообще куда-либо, кроме его щетины. Она обычна и не может раздражать. Действуя вытянутой рукой, она быстро покрыла его щеки пеной. Но чтобы брить непосредственно, пришлось подойти ближе. Она смотрела на его щеки, сосредоточившись на своей задаче или стараясь сосредоточиться. Он снизу смотрел ей в глаза. Когда она встречалась с ним взглядом, ее пульс начинал учащенно биться. Он не отворачивался. Она же отводила глаза в сторону, продолжая чувствовать на себе его взгляд, от которого ее бросало в жар.

– Кончай краснеть, слушай, – сказал он. – Что за голая жопенка оказалась между мужчинами?

Она даже не думала об этом, мысленно проклиная и поливая его грязью. Но сейчас ее лицо стало горячим вдвойне, так что он не мог не сделать ей замечания.

– Не знаю, почему, должно быть, потому, что это моя каюта, – говорил он испытующе, – но я собираюсь извиниться перед тобой, Джордж, за то, что произошло ранее. Тебе подумалось, что в каюту ворвалась девка, мать ее.

– Простите, сэр.

– Не важно. Только, пожалуйста, в другой раз оставляй на двери знак, чтобы никто не входил. И клянусь, никто, мать их так, не войдет без моего разрешения.

Замок на двери был бы лучше, но она его не предложила. Она не ожидала этого разговора и была удивлена, что мужик оказался таким рассудительным и даже благородным, каким он быть не должен. Она теперь сможет даже принять ванну.

– Аккуратней, Джордж, мне нравится мое лицо. Оставь мне на нем немножко кожи, ладно?

Он так смотрел на нее, что она взорвалась.

– Тогда брейтесь сами! – и бросила бритву на стол.

Она отскочила от него, но его сухой тон остановил ее.

– О! У малыша есть характер, не так ли?

Глаза ее расширились от осознания, что она натворила. Застонав, она повернулась к нему и озабоченно сказала:

– Простите, капитан. Не знаю, что на меня нашло. Как бы там ни было, если быть честным, у меня нет характера. Можете спросить у Мака.

– Но я спрошу у тебя. Ты не боишься со мной быть откровенным, Джордж?

Это вызвало новый стон, хотя она и постаралась, чтобы он его не слышал.

– Нет, что вы? Да и с чего бы?

– Я тоже не вижу причин. Твой рост дает тебе преимущество. Знаешь, ты слишком мал, чтобы заковывать тебя в кандалы, и я не хочу прибегать к наказанию. Поэтому ты можешь откровенно говорить мне все, что ты против меня имеешь. Ведь у нас должны быть близкие, доверительные отношения.

– И вы не боитесь, если что-нибудь прозвучит неуважительно? – спросила она, поскольку не могла удержаться от искушения задавать вопросы.

– Да я сам задам их, если хочешь. Я же знаю, что может спросить парень твоего возраста. Но считаю, что это не обязательно, правда, Джордж?

– Не надо, сэр, конечно, не надо, – выкрикнула она, ужаснувшись от такого предложения.

– Тогда давай, заканчивай бритье. И постарайся быть чуточку поосторожней.

– Если вы… не будете говорить, я постараюсь сосредоточиться. – Она говорила теперь уважительным тоном. Но несмотря на это его бровь приподнялась. – Ну вы же сказали, что я могу говорить все, что у меня на уме, – сердито пробормотала она, шагнув вперед и занеся бритву. – А когда я этим занят, меня раздражает то, что вы делаете.

Другая бровь взвилась вверх, но уже в удивлении.

– Делаю что?

Она взмахнула рукой, направляя бритву к его лицу.

– Брови поднимаете.

– Боже милостивый, я просто балдею от твоей дикции.

– Вы думаете, это забавно?

– Я думаю, дорогой мальчик, что ты воспринимаешь меня слишком буквально. Когда я сказал, что ты можешь откровенно разговаривать со мной, это не означало, что ты можешь критиковать своего капитана. И, полагаю, ты понимаешь, что перешел границу дозволенного.

Она поняла. Это было все равно что пробовать воду на глубину, чтобы утонуть. Не слишком глубоко в любом случае.

– Простите, капитан.

– Думаю, мы вчера договорились, что ты будешь смотреть мне в глаза, когда извиняешься. Так было бы лучше. Тебе это неприятно, да?

«Дьявол подери, теперь он начал острить». Ей стало противно еще больше, особенно потому, что ей-то пошутить не удавалось.

– Чувствую, не в моих интересах отвечать вам, капитан.

Он расхохотался.

– Превосходно сказано, Джордж! Ты толковый парень.

Его восхищение ею завершилось тем, что он положил ей руку на плечо. Она потеряла равновесие и, чтобы не упасть, схватилась за его бедро. Они держали друг друга так, что корабль мог бы затонуть, а они бы и не заметили этого. Момент самозабвения длился всего несколько секунд – между ними как бы пробежал огонь за это короткое время. Капитан, очнувшись, сказал нетвердым голосом:

– С тех пор, как ты начал брить, Джордж, моя щетина отросла на дюйм. Надеюсь, до того, как мы приплывем в Ямайку, ты как-нибудь закончишь?

Джорджине было трудно отвечать, поэтому она подняла бритву и молча начала работу. Ее сердце гулко билось: могла ли она не схватиться за его ногу? Нет, не могла, пришлось.

Но когда она повернула его лицо, чтобы закончить с другой половиной, она увидела капельки крови. Не отдавая себе отчета, она нежно вытерла их своими пальцами.

– Я не нарочно.

Она сказала это очень мягко. Он же ответил еще мягче:

– Я знаю.

«О, Господи, опять накатывает тошнота», – подумала она.

ГЛАВА XVIII

– Плохо чувствуешь себя, Джорджи-парень?

– Можешь называть меня просто Джорджи, Мак.

– Не буду. – Он оглядел попдек, убедившись, что они одни. – Я поймал себя на том, что едва не назвал тебя барышней, чего не следовало бы делать.

– Делай что хочешь. – Джорджина подошла к корзине между ними, чтобы достать оттуда еще одну веревку для каната, в который она уже вплела три другие. Она предложила свою помощь Маку, чтобы как-то убить время, но работала без интереса: плела с ошибками и не обращала на них внимание.

Мак, глядя на нее, покачал головой.

– О, да ты заболела. Ты, такая спокойная, со всеми согласная.

Это задело ее.

– Я всегда спокойная.

– Ну нет. С того момента, как ты решила плыть в Англию, ты вовсе не показала себя таковой. У тебя как будто заноза в заду, так ты загорелась этой идеей.

Теперь он привлек к себе все ее внимание.

– Ладно, – сказала она, – можешь не плыть вместе со мной. Я прекрасно могу добраться до Америки и без тебя.

– Ты отлично знаешь, что я никогда и никуда не отпущу тебя одну! Поэтому у меня нет выбора. Но я думаю, а не лучше ли запереть тебя?

– Может быть, и лучше.

Он услышал ее вздох и виновато шмыгнул носом.

– Вот опять ты спокойно соглашаешься со мной. И вообще, ты была какая-то странная всю неделю. Что, этот говнюк заставляет много работать на него?

Много работать? Она не могла бы этого сказать: половину из того, что поручал ей капитан и что она обязана была делать, она не делала.